Работа оказалась обременительной и долгой. Он был тяжел, как железная тумба, и в то же время текуч и желеобразен, как пьяный осьминог.
Трупных пятен не было, так что скорее всего его убили не больше двух часов назад.
Я собрал бумаги со следами крови и понес их к печке. Корзина для поленьев была перевернута. Я подобрал полено, ударил им по задвижке печной дверки, открыл ее и кинул бумаги в пламя. Полено в моей руке было очень сухим, сероватым и все в трещинах. Оно пролежало в комнате очень долго, как и другие, разбросанные вокруг. Я присел на корточки, уставился на пламя и на полено в руке, затем на саму печку. Та представляла собой еще одну антикварную вещь размером в платяной шкаф, из белой с голубым керамики, такую вы найдете в старых домах по всей Финляндии.
Прелестная вещь в вашем интерьере, но требует для поддержания огня не меньше полной корзины поленьев в день. Я совершенно был не в силах сообразить, как поленья, выпавшие из корзины и предназначенные для употребления, смогли так долго избежать своей участи, что так высохли.
Я внимательно вглядывался в пламя, красные, раскаленные угли и черные очертания полусгоревших поленьев под ними. Затем меня еще кое-что поразило. Отсутствовал запах древесного дыма. Не было вообще никакого запаха.
Я обнаружил это в стенном шкафу под лестницей, как раз позади печки: длинный ряд газовых баллонов типа «Калор». Для дома в лесной глуши наличие газовых баллонов вполне резонно и логично, за исключением того, что, сбросив с цилиндров тряпье, я обнаружил от последнего цилиндра отвод в виде латунной трубки, проходящей через стену. Закрутив вентиль редукира, я вернулся в кабинет.
Моя ухмылка предназначалась мертвецу в кресле.
— Это было недурно, — сказал я ему. — Только ты был слегка небрежен в деталях. Следовало обновлять поленья.
Но в действительности Вейко не за что было себя упрекнуть, будь он в настроении анализировать сделанное. Его секрет пережил его.
За металлическими муляжами поленьев в печи имелась зачерненная дверца, еще слишком горячая, чтобы ее открыть.
Вероятно, там был какой-то секрет, но я не стал его искать. Просто достал свою старую зажигалку и осветил внутренность печи, подцепил длинной кочергой за край потайной дверцы и рванул.
Она отлетела вниз и вперед на поленья. Среди массы барахла на полу я обнаружил декоративную зеленую свечку, упавшую с какой-то полки, зажег и укрепил в топке.
На первый взгляд это напоминало старый винтовой пресс для получения оттисков. Он выглядел очень похоже, если не принимать во внимание длинный горизонтальный ворот, венчающий широченный винт, и свисающие по обе стороны ворота два тяжелых груза. Примерившись кочергой, я толкнул один. Понадобился довольно сильный толчок, чтобы заставить его двинуться, после чего весь механизм пришел в равномерное круговое движение.
Тяжелая верхняя плита пресса стала медленно подниматься. В центре матрицы виднелось маленькое круглое углубление. Точно над ним в верхней плите расположилась другая ниша, которая показалась мне шероховатой на ощупь.
Тогда я еще чуть-чуть просунул в топку плечо и голову и все осмотрел как следует.
С одной стороны пресса стоял большой таз с каким-то керамическим материалом и несколько металлических инструментов, назначение которых я определить не мог. С другой стороны — деревянный ящик размером с обувную коробку. Я попытался вытащить его наружу, но не смог сдвинуть ни на дюйм. Тогда просунул руку внутрь ящика и вытащил пару маленьких дисков, гладких и золотистых.
Теперь я понял, что к чему. Все, что мне оставалось — проверить это. Я поместил один из дисков в углубление матрицы пресса и сильно толкнул ворот, чтобы придать ему обратное движение. Верхняя плита двинулась вниз и соединилась с нижней. Теперь я раскрутил рычаг на подъем, и диск на несколько дюймов поднялся с верхней плитой, пока не упал. Приблизив его к свече, я обнаружил, что держу свежеотчеканенный соверен 1918 года с маленькой буквой «I», что означало его бомбейское происхождение.
Я как-то потерял контроль за временем, просто размышляя о дисках в ящике; видимо, их количество было достаточным, чтобы сделать тот таким неподъемным.
Но приятная пауза в калейдоскопе событий слишком затянулась.
Огни фар скользнули по окну, завизжали тормоза, заскрипели покрышки на гравии перед входом.
На миг я оцепенел.
Затем забросил вытащенные диски обратно в коробку, задвинул свечку за пресс, захлопнул потайную дверку и закрыл печную заслонку.
Хлопнула дверь автомобиля, затем другая. По гравию заскрипели шаги.
Я неслышно, словно кошка, скользнул к столу и подобрал антикварный французский пугач. Ведь за дверью мог оказаться тот, кто только что убил Вейко, и вспомнил, что забыл заглянуть в печь.
Пронзительный звонок прозвучал для меня как выстрел сигнальной пушки, отмечающей в сумерках время спуска флага. Я тут же высчитал, кто это был: убийца знал, что входная дверь оставлена открытой.
Я схватил телефонный шнур, дернул, и он оборвался.
Кто-то прокричал:
— Откройте, или мы взломаем дверь!
И я узнал если не голос, то манеру общения. Только никак не мог догадаться, что их сюда привело. И тут я вспомнил «Facel Vega» на дороге. Все, что Клоду было нужно, — это телефон, зато вот я теперь нуждался в хорошем адвокате.
Дверь я пнул ногой, и она с лязгом распахнулась. Сразу два фонарика уперлись мне в лицо.
Голос, принадлежащий полицейскому — здоровяку, спокойно произнес по-шведски?
— Кажется, без вас нигде не обходится.
Другой внезапно завопил, что у меня пистолет, и фонарик отлетел назад на два шага.
Я взял пистолет левой рукой и протянул рукояткой вперед. Огромная волосатая рука появилась в круге света и схватила его.
Я сказал:
— Это принадлежит Вейко. Он в кабинете.
Маленький полицейский рванулся в дом мимо меня. Я обратился к здоровяку:
— Скажите ему, чтобы он не оставлял отпечатков пальцев на чем попало. Это дело полиции.
Голос здоровяка звучал миролюбиво:
— А мы, по-твоему, кто? Карточные валеты?
— Я имею в виду полицейских экспертов.
Из недр дома донесся вопль малыша.
— Сюда! Идите сюда!
Голос слегка дрожал.
Здоровяк спросил:
— Мертв?
— Да.
— Ты?
— Вы бы меня здесь не застали, если бы я его убил. Я собирался сообщить, но телефон не в порядке.
— Все сделал в лучшем виде, верно?
— Естественно. Кроме того, нет пистолета.
— Нет пистолета?
Огромный французский револьвер закачался в луче фонарика, показавшись в его лапище игрушкой.
— Его убили не из этого. Такая пушка могла бы разнести весь дом. А вам нужно найти тот пистолет, из которого действительно стреляли, и только после этого выдвигать обвинение.
Фонарь медленно прошелся по мне вверх-вниз, как большой всевидящий глаз.
— Мы всегда надеялись, что кто-нибудь отправит Вейко на тот свет. Но теперь, видно, всем нам предстоит долгая и беспокойная ночь.
Глава 17
Все кончилось тем же номером в том же отеле, и делали мы все то же: ждали Никонена.
Сначала это меня просто озадачило: я ожидал, что меня сразу засадят за решетку. Затем пришла в голову мысль, что вероятно на «Дакоте» из Рованиеми нагрянуло немало газетчиков, которые стали осаждать полицейских, чтобы добыть хоть какую-то информацию по поводу двух авиакатастроф за два дня.
Будучи человеком из «SuoPo», Никонен не хотел, чтобы его застукали где-нибудь поблизости от полицейского участка. Он отправился в Рованиеми чартерным рейсом в 4.10 и не мог вернуться раньше 11.20. Так что мы ждали.
Никто мне не сообщил, арестован я или нет, а был не в том расположении духа, чтобы выяснить это самому. Мы все просто ждали.
На этот раз — никакого шнапса. Все, чем я располагал, это старый еженедельник, подобранный в полицейском автомобиле. И я прикидывался, что внимательнейшим образом его читаю.
Прямо напротив меня за столом сидел здоровяк-полицейский.
Револьвер Вейко лежал перед ним, своим дулом глядя прямо мне в грудь и своей назидательностью напоминая мне указующий перст.
Маленький напарник сидел на кровати.
— Три выстрела! — сказал он. — Всего три выстрела — бах-бах-бах, кучно, как три пальца на руке. Он, должно быть, просто снайпер.
Говорил он по-шведски, так что, очевидно, предназначалось это для меня.
Я продолжал изображать внимательное чтение газеты.
Здоровяк сказал:
— Твой дружок Оскар не был такой уж невинной овечкой, между прочим. У него был револьвер. Ты об этом знал?
— Что-то я такого не помню.
Коротышка проворчал:
— Он не помнит. Ха!
Я заметил:
— Может быть, как раз из него подстрелили Вейко.